Живой

[Murury]

- Название: Живой
- Автор: Murury
- Бета:
- Пейринг: Айзен/Хирако
- Рейтинг: R
- Жанр: Недо-психология, ангст.
- Предупреждения: Обоснуй странный и хромает, похоже, на обе ноги. Возможны косяки с двадцатыми годами.
- Содержание: О лейтенанте, который не умел улыбаться, мёртвой музыке и рожице на чашке.
- От автора: Писалось на Блич-кинк.




Иногда Хирако думал, что у Ямомото-сотайчо крайне извращённая и злая фантазия. Пошутить, по крайней мере, старик любил точно, и ещё как.
Иначе как дурацкой шуточкой отправление на грунт в компании лейтенанта назвать было... сложновато. Хирако Соуске не то что не любил, а... чёрт, Соуске был другой, совсем другой, из другого мира. Чёртов зелёный человечек. Как они уживутся положенные пару дней...
Хотя, Хирако грузиться не собирался. У него не было проблем, у Соуске, наверное, не было проблем.
А если и были - это его дело, ясен пень. И Хирако они не касались.
Квартирка была маленькая и старая, почти что ветхая.

Айзен не улыбался. Почти никогда не улыбался. Разве что тем глупым рядовым, которым чуть прищуренные карие глаза и едва приподнятые уголки губ казались улыбкой.
"Каждый улыбается, как умеет, тайчо" - Соуске смотрит как-то слишком... серьёзно. Или грустно даже.
К чёрту.
"Значит, Соуске, ты не хрена не умеешь" - Хирако бросает это, как нечто само собой разумеющееся. Криво скалится, глядя в окно.
"Вы тоже, тайчо"
Хирако так ничего и не понял.
На самом деле, этого разговора никогда не было.
Никогда.

Айзен держит его ладонь, не выпускает - а Хирако не пытается вырвать. Ему любопытно, что Соуске будет делать дальше. Тот смотрит из под очков - внимательно, спокойно, почти даже расчётливо. И... ещё как-то. Непонятно.
Керосиновая лампа горит ровным, медовым светом - и от этого кажется, будто стылая комната на самом-то деле тёплая.
Иллюзия.
А Айзен прижимает его ладонь к свей щеке, закрывает глаза. Выдыхает. Лицо у него неуловимо-напряжённое, будто он пытается понять для себя какую-то мысль, разрешить загадку, найти, уловить... Немного резко прижимается щекой ещё сильнее. А потом - отстраняет слегка от себя и целует раскрытую ладонь. Открывает глаза - и взгляд острый, внимательный.
Хирако такие взгляды у него замечает нередко.
- Соуске, ну что за балаган ты тут устроил, а?
Это могло бы быть пощёчиной. Могло бы быть растворителем или ластиком, стёршим тёплый свет лампы, странно настроенного Соуске, и... и вообще всё. Но Хирако говорит непривычно негромко.
Не возмущается. Спрашивает.
А Айзен улыбается. Своей не-улыбкой.
Хирако фыркает, отнимает руку, усмехается. Айзен считает, что Шинджи должен быть очень умён - в конце концов, в Сейрейтее он уже не одно и не два столетия. Но Хирако почему-то предпочитает притворяться раздолбаем, предпочитает не знать и не понимать.
Айзен очень умён. Айзен мастер лгать и притворяться. Айзен силён. Но Айзену всего сто двадцать два, он ещё не знает - какого это, когда столетия летят, как дни.
А вот Хирако хорошо знает.

Хирако слушает джаз. Это удивительно - обычно шинигами редко и с трудом воспринимают что-то новое, а этому направлению в музыке и десятка лет нет. Но он самозабвенно, всеми правдами и неправдами достаёт с грунта пластинки, граммофон, ещё пластинки...
Он может слушать их с утра до вечера, думает Соуске.
Вернее, уверен.
Айзен, кстати, достаточно редко бывает "в гостях" у Хирако, как сейчас принято говорить. Когда он был жив, было принято "наносить визиты".
А когда жил Хирако - наверное, считалось правильным не по гостям шляться, а совершать набеги на соседние племена. А может быть... Интересно, а Ямомото-сотайчо знает, сколько лет капитану Хирако? Айзен не знал. Как-то спросил - выяснилось, что тогда, когда родился Шинджи, "такой хернёй никто не страдал". "Херня" - это система счисления, как понял Айзен.
Хотя, был очень маленький шанс, что понял неправильно.
А сейчас Айзен стоял у него в дверях. Неожиданностью был порядок - будто бы и не Хирако Шинджи тут живёт. Тот, собственно говоря, на Айзена внимания не обращал. Или не замечал.
Пластинка была не очень хорошего качества. Периодически томный голос певицы прерывался шипением и хрипами, будто когда записывали музыку, рядом кого-то убивали. Соуске было, вообще-то, всё равно - но это несколько... мешало.
"Почему Вы слушаете эту музыку, Хирако-тайчо?"
Айзен, кстати, приходил по поводу отряда. Но при всём... он был любопытен.
Хирако ощутимо лениво, будто на движения тратились неимоверные усилия - как, скажем, для достижения банкая - повернул голову.
"Потому что мне нравится, идиот"
Это не оскорбление и не унижение. Хирако сейчас слишком... влом, да? Вспоминать имя своего лейтенанта.
Он слушает свою музыку.
"Она же... мёртвая, Хирако-тайчо"
Теперь Айзен всё-таки определил, что его в ней раздражает. Музыка и правда была неживой - при всей томности и лёгкости почему-то сдавливала, душила. Почти поедала.
Хирако широко усмехнулся.
"А мы с тобой тоже, Соуске-бо. Мёртвая музыка для метвецов - ну чем не клёво, а?"
Айзен не знал, что ответить. Впервые за долгое время. Это было глупо - но почему-то откуда-то взялось ощущение откровения.
Айзен так ничего и не понял.
...Но на самом-то деле, он не приходил к капитану в тот вечер. А пластинка с мёртвой музыкой давно не играет.
Да и грамофон-то уже... днём с огнём не сыщешь.

- Я заварю чай, тайчо.
Айзен безукоризненно учтив и твёрд. Как всегда. Планы планами, а порядок при раздолбае-капитане кто-то должен поддерживать. Ведь Айзен ненавидел беспорядок.
- Чёрт. Не, ну слушай - мы же не в Сейрейтее, а. Тут как бы типа девка красивая должна заварить. И принести. И...
Хирако неопределённо повёл глазами. "Девок" он любил. Айзен его как-то спросил, почему - ответ был на удивление ёмок.
"Честные" - сказал тогда он. Айзен не понимал.
- Хирако-тайчо.
А иногда, когда он слишком ослабляет контроль, в его голосе даже сквозит раздражение. Оно у Айзена похоже на осу - живёт в еле заметной дырочке в кирпиче, и пока не прислонишься спиной - и не узнаешь даже о нечаянной соседке.
Хирако лень его приструнить. Да и вообще, таких вот - правильных через чур, ответственных - их же и приструнить-то нормально не получается. Сами кого хочешь...
- Редиска ты, Соуске-бо.
Айзен позволяет себе чуть приподнять уголки губ.
- Как скажете, тайчо...
- Ты невыносим.
Айзен сражался с газовой плитой.
Волосы у Хирако были кое-как связанны старой резинкой, которую потом придётся извлекать с боем.
За окном кто-то что-то пел. Не джаз, естественно.

Иногда Айзену казалось, что он даже испытывает к капитану нечто похожее на привязанность. Это была одна из самых удобных и удачных иллюзий, созданных им для себя самого.
Часто Айзен и сам не вполне отличал, что из его эмоций - истина, а что - ложь. Это было достижением, несомненно. Главное было - не обмануть случайно самому себя. Это было бы слишком... досадно. И глупо.
Глупостей Айзен себе позволять не собирался.
А чай получился погано - то ли сам Соуске облажался, то ли заварку оставили такую хреновую. А кофе не было - и это, наверное, было величайшее западло за последние пару лет.
Хирако не склонен был мелочиться.
Кухня тут была маленькая, слегка потрёпанная. Она была похожа на уже немолодую, но всё ещё симпатичную женщину со своими тараканами. Последних, слава Богу, было немного. Так, покажется изредка, раз в полчаса, какой-нибудь урод - и всё.
Хирако корчил рожи, но чай пил. Как-то весь сгрудившись над столом, уложив на него острые локти.
Только фигова резинка драла волосы - но, в конце концов, хотя бы руки можно было погреть об чашку. Та была старой, пожившей своё - у неё имелся сколотый край и невразумительное существо скалившееся с её бока половиной улыбки. Оно смутно напоминало мелкого Пустого. Хирако хотелось оскалиться в ответ, но он же, как бы, не один был.
То, что Айзен за ним наблюдает, не заметить было тяжело. Спокойно так разглядывал из-под своих очков, что-то там сам себе замечал и подмечал. Это не нервировало - Хирако давно привык на такие выверты внимания не обращать. Или делать вид, что не обращает...

Айзену было досадно, что пришлось подставиться под удар. Но если бы он уничтожил того Пустого, это бы вызвало некие… мысли у командования. И подозрения. Айзену Соуске было нужно что угодно, но не это.
Помещения четвёртого отряда были стерильными, тихими, но почему-то приятными. И девушка, которая за ним ухаживала, под три этих определения тоже подходила, почти идеально. С ней было забавно поговорить ни о чём, но Айзен не помнил, как её зовут.
Шинджи свалился на голову, как гром среди ясного неба. Просто дверь в палату ни с того ни с сего распахнулась, и тот вошёл, быстрым и раздражённым шагом.
Не апельсины, конечно, принёс.
- Какого хрена, Соуске?!
- Здравствуйте, Хирако-тайчо.
Наступила пауза. Почему-то Айзену очень хотелось апельсинов.
Хирако качнул головой, слегка умерив пыл, сел без спроса на постель – он вообще был не из тех, кто спрашивает разрешения.
- Хотел бы я знать, с какого ты тут валяешься.
- Тайчо, уровень того Пустого…
Хирако фыркнул.
- Лапшу на уши не вешай. Ты бы его разделал на раз, а на два успел бы сплясать на трупе, пока тот не развеялся.
Айзен замер. Всего на один миг. А потом почти-улыбнулся, одновременно извиняясь и недоумевая. Открыл было рот, но Хирако его прервал.
- Мне плевать, Соуске, с какими ты скелетами развлекаешься у себя в шкафу. Но если это скажется на работе отряда – молись. Всё, бывай.
Хирако поднялся с постели, и уже неторопливо подошёл к двери. Открыл, сделал шаг за порог.
Айзену что-то свалилось прямо в руки – машинально он «это» поймал… Дверь захлопнулась. На ладонях у него лежал яркий, большой, спелый апельсин.
Но Хирако тогда, вообще-то, к Айзену не приходил.

А с чего это началось – не уловил не Айзен, ни Хирако. Просто вдруг взгляды стали чуть более напряжёнными, а перепалки – чуть более натянутыми. А потом Хирако встал, схватил его за грудки, прошептав что-то яростное…
От Хирако пахло корицей. Корицу Айзен не любил, но был, вообще-то, не против. Шинджи не был пьян – но пьяного напоминал весьма и весьма. И целовался как-то пьяно – влажно, отчаянно. И глаза не закрывал. Вцепился в одежду, как клещ.
- Тайчо, я…
- Можно, Соуске. Сегодня всё можно.
Айзен не собирался спрашивать разрешения. Он собирался отстранить, не позволить, не… но если его дали, почему нет?
Хирако задыхался.
У Хирако были пьяные и шальные глаза.
А ещё у него так забавно торчали во все стороны жёсткие светлые волосы, выбившиеся из резинки.
Ему нельзя было отказывать. Никак нельзя.
Айзен ощущал себя… не вполне нормальным. Но обнимал… именно обнимал, а не вцеплялся, как утопающий в соломинку – бережно, так бережно. Целовал уже сам. Медленно. Спокойно. Нежно даже почти. Капитан сейчас казался хрупкой куклой с взрывчаткой внутри – один неверный шаг, и… прощай, Айзен Соуске, кем бы ты ни был.
Хирако прижимался, отвечал, изгибался – будто всё уже зашло куда дальше, чем поцелуй. Выходило у него, несмотря на явную пассивность, властно, жёстко. Айзен удивлялся про себя, но продолжал.
Вдруг Хирако отстранился, схватив его за плечи, вырвался. Так и стоял где-то с минуту, тяжело опираясь на его плечи ладонями, сгорбившись, тяжело дыша, сжимая пальцы – Соуске почти равнодушно отметил, что завтра появятся синяки.
- Тайчо?
Он не отвечал. Хватка на плечах постепенно ослабела, ладони сползли вниз по плечам, пальцы переплелись с его собственными. Хирако как-то отстранённо посмотрел на него, будто задумавшись, что Айзен вообще здесь делает, а потом уткнулся лбом ему в плечо.
Айзен замер.
Было что-то не так. Что-то не по правилам. Не по плану. Ошибка, фатальная, но где?..
- Так значит, да, тайчо?
- Чёрт, Соуске. Просто… делай. Пока даю.
В голосе у него было что-то болезненное, живое, как посыпанная солью рана, угли в горле или неизлечимая болезнь. Айзен уже давно решил, какой она будет – но от этого голоса…
«К чёрту всё» - впервые в жизни – и в смерти тоже – подумал Айзен. Сейчас была маленькая кухня, керосиновая лампа и Хирако Шинджи, который сейчас был ему кем угодно, но не капитаном.
Капли воды капали из неплотно завёрнутого крана. Стучали, отсчитывая секунды, как старые часы. Откуда-то с улицы всё ещё слышалось пение, но уже издалека.
Обои были старые и шершавые, где-то слева были глупые крючки для полотенец, не то с цветочками, не то с непонятными детскими рожицами. Почему-то это было важно. Айзен не понимал, почему. Хирако же было, кажется, абсолютно всё равно.
Он облизывал шею языком, почему-то самым кончиком, спешно и неосторожно расстегивал на Айзене рубашку, что-то бормотал, очень важное, наверняка – но Айзен не слышал. Он оглаживал спину, запустив руку под рубашку, жесткие, как солома, волосы, выступающие рёбра - целовал щёки и нос – это было немного забавно, но Хирако почему-то рвано выдыхал и подставлялся.
И ещё было холодно, почти до озноба. Середина осени, как-никак, а отопление не работает… Шинджи был горячим, будто у него температура. Интересно, в гигае можно заболеть?..
Неважно. Столько вокруг было всего неважного.

Потом Айзен сидел на полу, прислоняясь спиной к стене, а Хирако быстро, рвано, неритмично двигался, то сжимая зубы, то приоткрыв рот, то прислоняясь лбом ко лбу Соуске. И в глаза смотрел – тоже по разному. То бессмысленно, как будто его не интересовало, где и с кем. То яростно, как будто что-то знал и пытался вырвать… напоследок. А иногда – так странно, так… Айзен предпочитал не давать определений.
Ему бы наверное хотелось, что бы это было просто действием. Механически-влажно-притным, но и не более. Но почему-то Айзен ловил ртом его дыхание, запускал руки в волосы, натыкаясь на намертво застрявшую резинку, слушал его шипение и дыхание.
Это было немного похоже на плохую пластинку, но мёртвым, в отличие от неё, не было.
Айзен, кажется, понял.
Хирако был слишком живым.
Слишком…
Он был непохож ни на кого. Ни на мужчину, ни на женщину, только на себя самого, на Хирако Шинджи. А потом они снова целовались – неприлично, яростно, облизывая друг другу щёки - потом Хирако подставлял шею, крепко ухватившись за его плечи, двигался – всё хаотичнее и беспорядочнее.
Айзен поддерживал его одной рукой, другой как-то судорожно, непохоже на себя – гладил, трогал, помогал… и тоже шептал что-то, сам уже не понимая и не помня, что именно.
Первым был Хирако – сдавлено и коротко взвыл, его изломало, скрючило, как наркомана во время ломки. Айзен подался вверх ещё раз – и последовал за ним, беззвучно, сжав зубы и запрокинув голову.
Они оба знали точно, что такого не повторится больше, ни в коем случае. Но это было, точно было.

…Айзен подошёл к нему. Поднял руку, немного отодвинул от лица липкую белую дрянь, принимающую очертания неизвестного существа с давно разбитой чашки. Хирако было больно, очень больно – врядли он понимал, что сейчас вообще происходит.
Айзен улыбнулся. Всё так же не по-настоящему. Было немного жаль, что столького на самом-то деле не было… Потом потянул его к себе за затылок, заставив уткнуться лбом себе в плечо.
Хирако дышал, тяжело и рвано.
Он был жив.